Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года - Лев Александрович Данилкин

училища имени Маресьева, где курсантам принудительно ампутируют ноги.

“Здание военного училища, в которое мы приехали, стояло на высоком берегу Урала, сливалось с пейзажем, вписывалось в необозримый простор” [1]. До революции в монументальном строении с производящим впечатление помпезного фасадом (плюс фонтан перед входом) был кадетский корпус. Глядя на это архитектурное сооружение, легко вообразить, что Гагарин на протяжении двух лет вел жизнь блестящего гвардейского прапорщика, курсирующего между манежем и самыми блестящими из салонов города.

В действительности в городе было больше верблюдов, чем лошадей, место светских салонов занимали танцплощадки, да и в самом здании училища курсанты проводили не так уж много времени. Собственно дом на Советской был лишь витриной армейской жизни; большую часть времени обучения курсанты базировались в гарнизоне и в летных лагерях, где условия были сильно попроще (так, один из командиров Гагарина, имея намерение “вспомнить те времена и условия, в которых жил и работал коллектив подразделения, а в его среде воспитывался Юрий Алексеевич Гагарин”, посвятил в своих мемуарах несколько больших абзацев диковинному обилию мух и, в частности, досадному эпизоду, когда некий инспектировавший лагерь генерал обнаружил насекомое у себя в тарелке: “Дело в том, что наша столовая была расположена около большой навозной кучи, и мухи буквально одолевали нас. Фельдшер М. Павлюк вел решительную борьбу с мухами, он на ночь на столах рассыпал какую-то мушиную отраву и официантки буквально мушиное стадо сметали со столов кучами, а к вечеру в столовой их было видимо-невидимо” [4]).

С октября 1955 года по 8 января 1956 года (дата принятия присяги) Гагарин проходит курс молодого бойца – это означает, что его вводили в строй как солдата: он должен был ознакомиться с основами строевой подготовки, приобрести навыки стрельбы, выучить устав – словом, новобранцев вымуштровывали, давали почувствовать вкус армейской жизни. “У нас с Толяном все нормально, – пишут Гагарин и его сослуживец своему саратовскому авиаинструктору. – Учеба проходит неплохо. Занимаемся в одном классном отделении, спим через несколько коек друг от друга. В увольнение пока мы еще не ходили. Присягу еще не приняли, но думаем, что скоро будем принимать. Все дни заняты учебой. Преподаватели здесь хорошие, но строгие, а командиры тоже. Шприца дают часто. Бываем в Зауральской роще на занятиях. Здесь часто бывают морозы. Сегодня, например, мороз – 29. Кроме того, дуют сильные ветры. Но мы привыкаем. Привыкаем к солдатской жизни. Нам это не очень трудно. <…> Часто только приходится, как у нас говорят, рулить, то есть драить пол. <…> Время свободное проводим хорошо. В клубе смотрим в неделю два раза кино. Кроме того, каждую неделю бывают в клубе танцы. На танцах много городских девчат. Мы с Толяном танцуем вовсю…” [5]. Удивительным образом танцплощадка находилась на территории училища, и девушки сами приходили знакомиться с курсантами, которым даже не надо было получать увольнение.

“В октябре 1955 года Гагарин был зачислен на 1 курс летного училища. Молодцеватый капитан с улыбочкой окинул взглядом шеренгу одетых во что попало юнцов.

– Полагаете, что вы уже курсанты? Ошибаетесь! Курсант – это человек, а вы?.. Даже на человекообразных пока что не похожи. Вот вытрясем из вас гражданскую пыль, тогда и поставим диагноз – кому летать, а кому так и ходить на четвереньках. Словом, штафирки вы мои волосатенькие. В порядке живой очереди – к парикма-аа-херу!

Первым лишился своей любовно взращенной шевелюры тезка Гагарина – Юрий Дергунов. Минуту-другую Дергунов разглядывал в зеркале собственное неузнаваемо-лопоухое отображение. Потом пропел:

– Удивительный вопрос:Почему я без волос?– Чтобы каждый диверсантраспознал, что ты курсант! —

с лету продолжил Гагарин, опустив ладонь на оболваненную под ноль голову” [10].

Озадачивающе не похожую на обычные фотографию “забритого” Гагарина можно увидеть в Музее Оренбургского летного училища – на выданном 20 января 1956 года комсомольском билете № 02959544. После принятия присяги солдат становится курсантом-специалистом – и элементом соответствующей структуры (экипаж, звено, эскадрилья); у него начинались теория, история и тактика полетов (причем тактика не только советских вооруженных сил, но и армий предполагаемых врагов – США, Великобритании, Франции), радиообмен (ежедневно 30-минутный тренаж на прием и передачу азбуки Морзе). Курсантов обучали искусству распознавать марки иностранных военных самолетов по силуэтам – и не только марки, но и “тактико-технические данные, слабые и сильные стороны, авиабазы, где подобные самолеты базируются, какие на этих авиабазах средства противовоздушной обороны и т. д.” [27]. Затем начиналась собственно летная подготовка – основы газовой динамики, матчасть самолета, устройство двигателя, взлеты, посадки, полеты провозные, полеты вывозные, полеты контрольные, полеты по маршруту, полеты строем, высший пилотаж; результаты заносились в летную книжку, и на основании этих сведений присваивалось звание военного летчика такого-то класса.

Сразу же по прибытии в училище Гагарина – довольно взрослого, 21-летнего, окончившего с отличием школу, ремесленное училище и техникум, с относительно большим, как у “стариков”, налетом, пользующегося авторитетом у однокурсников, – делают помкомвзвода и присваивают ему сержантское звание. Начальство оценило биографию Гагарина и с самого начала рассматривало его как перспективного командира. Он становится старшим в своем экипаже (из восьми человек). Однако в какой-то момент это благоволение начальства обернулось против него.

Второй год своей училищной жизни, с конца октября 1956 года [23], Гагарин проводит уже не в самом Оренбурге, а в гарнизоне у разъезда Ветелки, 9 километров от станции Меновой двор, 18 километров от облцентра. Там стоял учебный полк, в котором служили и курсанты, и солдаты-срочники. Зимой жили в казарме (двухэтажное здание; на первом этаже – солдатская казарма с двухъярусными койками, на втором – курсантское общежитие с одноярусными; зимы были снежные, и снега наметало столько, что курсанты скатывались с горки, на чем придется, прямо из окна второго этажа [6]), летом – в лагере в больших шестиместных палатках.

Если на первом году обучения курсанты осваивали и так знакомый Гагарину по Саратовскому аэроклубу Як-18 (правда, модифицированный – посадка осуществлялась не на хвостовое, а на носовое колесо, соответственно, невысокому пилоту было легче контролировать профиль посадки, а сам самолет не “козлил”), то на втором – реактивный самолет МиГ-15: быстрее, легче, маневреннее и, теоретически, более послушный в управлении. (Сам самолет – именно тот, гагаринский – можно увидеть во дворе Оренбургского летного.) МиГи лучше подходили для выполнения фигур высшего пилотажа, однако это была новая техника, освоение которой было связано с немалым риском. Именно на этой модели МиГа, по злой иронии судьбы, через 11 лет Гагарин и погибнет. Для 1960-х это было уже экстраординарным происшествием – однако в середине 1950-х в МиГ-15 оставалось еще много неустраненных дефектов конструкции (в частности, он легко входил в штопор – то есть начинал вращаться вокруг своей продольной оси с одновременным снижением – и с большим трудом из него выходил), и запах одеколона “Шипр”, которым заливали мешочки с останками